Александр Яковлевич Таиров

Александр Яковлевич Таиров прославленный режиссер, основатель московского Камерного театра.

По-разному соотносясь с театральными идеями Станиславского, Мейерхольда, Вахтангова, вплотную приближаясь к ним или далеко от них уходя, искусство Таирова предстает сейчас явлением уникальным, неповторимым и во многом еще неразгаданным.

Как известно, Камерный театр считался (и считается до сих пор) театром одной актрисы — Алисы Коонен. Однако, несмотря на ее особое положение в труппе, Камерный театр на протяжении всех 35 лет своего существования являл редкий пример самостоятельной театральной системы, а его спектакли и поныне служат образцами самой что ни на есть активной режиссуры. То есть с одной стороны — независимость постоянных творческих поисков, экспериментов. С другой — допотопный гастролерский принцип, отмененный, казалось бы, всей практикой режиссерского театра. Как разрешить подобное противоречие?

И это не все. В своем театральном манифесте «Записки режиссера», во множестве статей и интервью Таиров утверждал, что, организуя Камерный театр, он начинает войну на два фронта — против Московского Художественного театра, где актер задавлен литературой, и против Мейерхольда, у которого, по его мнению, актер находится в абсолютной зависимости от театрального художника. Но вопреки лозунгу о «театрализации театра» и об избавлении актера от гнета художника и драматурга Камерный театр вошел в историю как театр большой литературы и самой изысканной живописи.

Нет пока что ответа у современных театроведов и на самый актуальный ныне вопрос: нашло ли искусство Таирова свое продолжение в сценической жизни XX века, как обогатили его открытия театральное творчество у нас в стране и за ее пределами, хотя влияние его открытий на сегодняшнее сценическое искусство очевидно? Вот несколько примеров: в конце шестидесятых годов началась у нас эра мюзиклов — и сразу же на память пришли музыкальные спектакли Камерного театра. Приезжает на гастроли балет «XX век» из Бельгии под руководством Мориса Бежара, и первая ассоциация, которую вызывают его новаторские спектакли, — «неореализм» Таирова (синтез пластики, музыки, слова). А еще раньше Жан Вилар продемонстрировал тот динамический монументальный стиль, который по всем приметам можно было бы назвать «таировским». «Чайка» в ГАБТе, Майя Плисецкая — Нина Заречная.

В подтексте балета и главной партии — тема, родственная «Чайке» Камерного театра, — «красота спасет мир», вера спасет художника. Можно вспомнить «Петербургские сновидения» в Театре им. Моссовета, в самом облике которого явно ощутимо сходство с таировской «Мадам Бовари», или «Лоренцаччо» Мюссе в «Современнике», где налицо была попытка освоить романтическую трагедию в театральных традициях Камерного театра. Есть явные примеры таировского влияния — театр пантомимы Г. Мацкявичуса. Есть неявные (но и более глубокие, я думаю) в творчестве Г. Товстоногова и М. Захарова. Таиров необходим всем нам не только как веха истории — его творчество нужно нам как важная часть живого театрального движения.

В музеях и театральных библиотеках хранятся бесчисленные свидетельства триумфов Камерного театра. Еще живы современники Таирова, хорошо помнящие его спектакли. Есть отлично составленный и прокомментированный том литературного наследия Таирова и мемуары Алисы Коонен — уникальный документ эпохи и талантливый образец театральных воспоминаний. Словом, мир Таирова, мир духовных борений, больших страстей, высоких дум и волнующей красоты, — не тайна за семью печатями. Он распахнут всем, кто сохранил в себе, говоря словами Пушкина, «расположение души к живейшему приятию впечатлений».

С. И. Николаевич