В "Петровской галерее" Эрмитажа, где собраны памятники русской культуры первой четверти XVIII века, сидит в большом стеклянном шкафу сам Петр I, в голубом богато вышитом серебром кафтане, со шпагой на поясе и орденской лентой через плечо.
Эта кукла, одетая в парик (первоначально - из подлинных волос царя), в его подлинную парадную одежду - знаменитая "восковая персона", выполненная К. Б. Растрелли в год смерти Петра, в 1725 году. "Она представляет, - по словам автора старинного описания, - не только истое Петра великого изображение лица, в котором вставлены глаза, весьма живо из стекла сделанные, но и подлинный его величества рост и точную соразмерность всех членов".
О "персоне" рассказывали легенды - будто скрытый в ней хитрый механизм заставлял ее когда-то подниматься из точеных кресел навстречу посетителю. Ей посвящена повесть Юрия Тынянова, с необычной глубиной раскрывающая духовный мир людей Петровской эпохи. Одним словом, "Восковая персона" - один из знаменитых памятников русской культуры. Но у историков искусства она уважением не пользуется. В многотомной "Истории русского искусства", где есть специальный раздел о ее создателе, "Восковая персона" просто не упомянута. В других книгах о ней упоминают мимоходом, с оговоркой, что она "конечно, не может ни в коей мере считаться произведением искусства и интересна лишь как "документ". По мнению авторов монографии о К. Б. Растрелли, "эту работу можно лишь условно считать скульптурным произведением", ведь она " в себе соединяет элементы портрета и натуралистической имитации".
Так решили историки. Современники думали иначе. Само слово "персона", в Петровскую эпоху означало именно портрет. "Восковой статуей Петра" называет это изображение, цитированное выше описание конца XVIII столетия. Не случайно делал эту "имитацию" лучший из работавших тогда в России скульпторов. Он лепил и бюсты из воска, также красившиеся в натуральные цвета. А если заглянуть в договор, по которому Карло Растрелли приехал в 1716 году в Россию, то там можно найти в перечислении известных ему "художеств и ремесел" соответствующий пункт: "делание портретов из воску и в гипсе, которые подобны живым людям" - то есть, видимо, о скульптуре в нашем смысле этого слова. И те и другие изображения одинаково подобны для Растрелли и для его заказчиков "живым людям". Почему же они нам кажутся столь разными? Можно сказать, что историков искусства отталкивает от восковых фигур как раз то, что привлекло в них современников: их полное жизнеподобие, которое доходит до обмана глаз.
Представления о художественной роли иллюзии, о ее праве на существование в искусстве с тех пор сильно изменились. В XVIII веке она вовсе не считалась антихудожественной. Не случайно были тогда распространены иллюзорные росписи дворцов, иллюзорные натюрморты - "обманки" и обманные изображения людей, написанные на доске и вырезанные по контуру: "статуи обрезные писаны на досках". Конечно, фигуры эти - не портреты, у них другая задача, хотя они и могли писаться с конкретных людей и быть на них похожими. В данном случае сходство только усиливало игровую, "обманную" природу таких изображений: их путали уже не с человеком вообще, но с определенным, знакомым человеком. Несмотря на игровой, "несерьезный" характер таких изображений, в них проявляются черты художественного сознания эпохи, свойственные и "большому" искусству. В то время и иллюзорная подлинность "Восковой персоны" не противопоставляла ее искусству и воспринималась современниками в том же ключе, как грубоватая конкретность многих живописных портретов петровского времени.
Теперь, когда восковая подкрашенная фигура в настоящем парике и костюме прочно стала достоянием магазинной витрины или экспонатом специального, вовсе не претендующего на художественность музея, нелегко понять, что такой способ изображения считался когда-то достойным увековечивать память царя-преобразователя. В свое время "Восковая персона" была вовсе не забавным атрибутом невзыскательного и сенсационного зрелища - вроде известного лондонского музея мадам Тюссо, а серьезным памятником Петру, тщательно увековечившим его подлинный облик.
И все-таки "восковая статуя" Петра осталась в русском искусстве одинокой. Отчасти поэтому она и воспринимается как курьез. Но дело тут было, вероятно, не в том, что такой портрет был "слишком", до иллюзии, похож на живого человека, а скорее в том, что чего-то очень важного для людей XVIII века ему при этом не хватало. Такое изображение-документ, до предела приближенное к натуре, было, видимо, возможным лишь как одно из звеньев в длинном ряду портретов, где Петр представал в блеске славы.
Ю. Герчук
|