Так называли кино, когда не было еще изобретена аппаратура для озвучивания фильмов. Ленты выпускались тогда в прокат беззвучными, без привычной нам звуковой дорожки, что змеится рядом с кадрами. Но на самом деле беззвучным кино никогда не было.
Уже первые киноролики, отснятые изобретателями кино братьями Люмьерами, сопровождались во время показа игрой на фортепиано. И за все время, пока существовал немой кинематограф, без музыкальной иллюстрации не обходился ни один сеанс.
<Музыка всегда была душой немого фильма. Она одухотворяла тени на экране, безмолвно кричащие, бесшумно передвигающие, беззвучно целующиеся...
Изображенная на экране жизнь - пусть бесцветная, но жизнь - властно требовала звука. Можно было обойтись без запахов, а вкус лакомств, которые показывали по ходу действия фильма, при некотором усилии представить в своем воображении. Но отсутствие звука могло превратить сеанс в кошмар. Человек по своей природе не в силах воспринимать мир одним зрением. Он непроизвольно напрягает слух. Посетив один из первых в России киносеансов, молодой Горький увидел "неестественно однотонную жизнь, жизнь без красок и без звуков". Ему показалось, что он попал в царство теней. И невольно захотелось оказаться в реальном мире, где видимое и слышимое находится в неразрывном единстве.
В кинематографе музыка восполняла отсутствие звуков жизни. Сидел во время сеанса за роялем музыкант, так называемый тапер, и маскировал немоту экрана. Весь фильм он играл, все полтора часа, не останавливаясь ни на минуту. Только иногда отрывался от клавиатуры и стучал по крышке инструмента, изображая звуки падения или ударов, цокал бутафорскими копытами, бил стекло, присвистывал, как снегирь, или заливался соловьем. Но чаще всего звучание реальной жизни тапер воспроизводил музыкой. Ведь музыка, как мы знаем, может передать и шум ветра и пение птиц, интонацию взволнованного спора, настроение героя... Воздействуя на слух, оно усиливает, дополняет зрительные впечатления.
Правда, иной раз такое обилие музыки вызывало и нежелательные эмоции у зрителей.
Но когда место таперов занимали выдающиеся музыканты, их исполнение приобретало исключительное воздействие на публику. Это уже были не таперы, а самостоятельные художники.
Около двух лет в петроградских кинотеатрах работал тапером юный Дмитрий Шостакович. Его импровизации были непохожи на обычные стандарты киномузыки, рекомендованные специальными хрестоматиями для кинопианистов. И зрители приходили в кинотеатры "Светлая лента" или "Сплендид-палас", где играл Шостакович, как на камерные концерты.
Усилиями больших музыкантов, работавших в немом кино, уже тогда были открыты некоторые закономерности киномузыки, которые не устарели и сегодня.
Прежде всего композиторы добивались соответствия музыкальной теме настроению, возникающему в той или иной ситуации фильма, то есть единства музыки и изображения. Учитывался и общий настрой картины, ее жанр - комедия это или драма - и оттенки психологического состояния героев. Стремились подобрать музыку, передающую достоверность происходящего на экране. Нередко это была примитивная иллюстрация. Так, преобразование деревни в колхоз полагалось озвучивать музыкой бодрой, маршеобразной, а дореволюционное село обозначалось криком петуха или переборами гармоники. Однако музыканты со вкусом находили более глубокое соответствие происходящему на экране.
Тогда же были намечены различия между основными музыкальными темами и фоновой музыкой. Именно в фоновой музыке, передающей звучания жизни , по словам Андрея Петрова, во многом и заключается то "чуть-чуть", которое делает наше искусство искусством.
Немало полезных уроков вынесли наши композиторы, изучая период Великого немого. Особенно когда к беззвучным фильмам писалась впоследствии специальная музыка. Сергей Эйзенштейн озвучил свой фильм "Броненосец "Потемкин"" музыкой, созданной самым крупным тогда в немом кино немецким композитором Эдмундом Майзелем. По свидетельству режиссера , ключевые сцены фильма - "Одесская лестница" и "Музыка машин", - благодаря сплаву музыки и изображения. производили "сокрушающий эффект".
Немое кино неотвратимо тянулось к звуку. Это было внутренней потребностью нового искусства.
Л. Тарасов. |