Неотразимое обаяние пианизма Рахманинова

После Рубинштейна целая плеяда воспитанников новых русских консерваторий продолжила триумфальный путь русских инструментальных школ по дорогам мирового искусства. Если взять только одну страну (сравнительно поздно приобщившуюся к мировому музыкальному движению) - Соединенные Штаты Америки, то после Антона Рубинштейна, начиная с 70-х годов 19 века, здесь побывали почти все выдающиеся русские пианисты, воспитанники Петербургской и Московской консерваторий.

И Анна Есипова, которая дала в Америке 106 концертов! И Василий Сафонов, который в 1906 - 1909 годах работал в Нью-Йорке как дирижер, пианист, педагог. Это по его инициативе были приглашены выступить там с концертами его ученики по Московской консерватории Александр Скрябин, Иосиф и Розина Левины. Под благотворным влиянием русской фортепианной школы начала складываться американская школа. Влияние русского пианизма особенно усилилось, когда в США стал концертировать Сергей Рахманинов, Иосиф Гофман (воплощавший в своем роде школу Антона Рубинштейна), Александр Зилоти, Владимир Горовец, а позднее и Сергей Прокофьев.

Вот когда получил распространение крылатый афоризм: "Россия - родина пианизма". Он закрепился еще больше, когда появились средства звукозаписи, которые необычайно раздвинули сферу влияния исполнительского искусства, позволили изучать сравнивать творчество разных фортепианных школ. И сразу стало ясно, что одно из течений пианизма дало мощную, жизнетворную струю в современном фортепианном искусстве, оттеснившую многие другие. Как великолепный, гордый утес, возвысилась у входа в 20 столетие фигура этого великого художника-музыканта, властно предвещая фортепианный стиль грядущего.

Имя этого художника - Сергей Рахманинов. Гениальный пианист, первый выдающийся русский дирижер, великий композитор. В ком еще с такой властной силой воплощался этот триединный дар?

Когда задумываешься о причинах неувядаемой свежести музыки Рахманинова, гипнотическом влиянии его исполнительского стиля, мысленно останавливаешься на феномене этого рахманиновского "триединства". Щедрая фантазия композитора, помноженная на динамическую смелость масштабного пианизма и властную ритмопластику дирижерского мышления, - именно это соединение сделало личность Рахманинова-человека и художника столь "осязаемой" в его музыке.

Ученик Н. Зверева, А. Зилоти, С. Танеева, А. Аренского, наследник традиций братьев Рубинштейнов, он вышел из самого сердца России и впитал своим искусством и величавое раздолье родных просторов, и суровую предгрозовую атмосферу русских революций. Он кровно был связан с той эпохой русского искусства, которая принесла обновление театру, литературе, живописи, музыке. Б. Асафьев писал: "Рахманинов ораторски воплощает заветы эпохи, ознаменованной подъемом русского оперно-театрального художества.., лебедиными песнями Чехова, пламенной романтикой новелл писателя-трибуна Горького и юностью МХАТ, если вести его историю с исканий Станиславского, страстных и упорных". Пианизм Рахманинова был связан с теми реалистическими устремлениями русских художников, которые противостояли наплыву декадентских и эстетских течений. Это была борьба за правду интонации, сближавшая музыкантов с деятелями оперного и драматического театра. Рахманинов здесь шел одной дорогой с Шаляпиным.

Как известно, дружба двух корифеев русского исполнительства, продолжавшаяся всю жизнь, началась еще в молодые годы, в пору первых спектаклей Частной оперы Саввы Мамонтова, когда молодой дирижер Сергей Рахманинов разучивал с Федором Шаляпиным (обоим в ту пору было по 25) его знаменитые (в будущем!) оперные партии, в частности Бориса Годунова, и даже преподавал ему музыкально-теоретические предметы. Позднее Рахманинов многократно выступал с Шаляпиным как дирижер (в Большом театре он дирижировал в 1904 - 1906, 1912 годах) и как пианист, вызывая восхищение не только музыкантов, но и друзей-писателей (Чехова, Горького и др.). Нет сомнений, что влияние исполнительского интонирования музыки двух замечательных артистов-современников было взаимным. "А вот еще кто их знает, - вспоминал Ф. Блюменфельд, - Шаляпин ему или он (Рахманинов) Шаляпину внушил секрет одухотворенности любого интервала".

Великая традиция русской песенности распустилась новым весенним цветом в искусстве Рахманинова, композитора- пианиста, наполнила его волнующим лиризмом, всепокоряющей чисто русской душевной глубиной. "Озеро в весеннем разливе, русское половодье" - эти слова Репина о музыке Рахманинова рисуют ярко и его исполнительский облик. Именно в "песенной напевности распевности" (как говорил Б. Асафьев), в исполнении собственных безграничных "мелодий-далей", которые вьются и стелются, точно тропы в русских полях, и состояло неотразимое обаяние рахманиновского пианизма.

Сам Рахманинов называл мелодию "главной основой всей музыки", говорил, что "мелодическая изобретательность в высшем смысле этого слова - главная жизненная цель композитора", - и работал, непрестанно работал над выразительной рельефностью, протяженностью, вариационной бесконечностью своих мелодий. Уникальной для всей музыкальной литературы стала его двадцатичетырехтактовая мелодия из Третьего концерта для фортепиано с оркестром.

Исполняя свои фортепианные сочинения, Рахманинов не только пел свои "мелодии-дали", но и декламировал, драматизировал, театрализовал их выразительные интонации, добиваясь живости и эффекта единства целого, объединяя все общим режиссерским замыслом.

Дирижируя русскими операми боготворимого им Чайковского, Глинки, Мусоргского, Даргомыжского, Бородина, Римского-Корсакова, он руководствовался неким капитальным эстетическим принципом, о котором известный дирижер Николай Малько, вспоминая Рахманинова, писал: "В его дирижировании всегда было то, что составляет секрет настоящего музыкального исполнения - линеарность, горизонтальная линия, беспрерывность, - называйте это как хотите, проще - осмысленное движение музыки".

Нетрудно заметить связь этого принципа с русской театральной эстетической мыслью того времени, с поисками законов сценического творчества идеологами МХАТа. Именно в эти годы К. Станиславский делает свое теоретическое открытие "непрерывности" линии, "безостановочности творческого процесса". Он формулирует важнейшие законы исполнительской эстетики: "Всякому искусству нужна прежде всего, непрерывная линия... Само искусство зарождается с того момента, как создается непрерывно тянущаяся линия звука, голоса, рисунка, движения".

Однако песенная природа рахманиновского пианизма была хоть и ярчайшей, но не принципиально новой чертой русского фортепианного исполнительства. Новаторскую ценность стиля Рахманинова составляли другие особенности его искусства. Те, которые ассоциируются с представлением о "рыцарском" служении музыке, об исполнительском горении. "Рыцарственно-строгий и суровый облик на эстраде, внутренняя волевая сосредоточенность, сказывавшаяся во всем том, что можно назвать благородством артиста в его соприкосновении с искусством - без тени панибратства", - таков портрет Рахманинова-пианиста, каким с первого же момента он запомнился Б. Асафьеву.

Современники описывают его ослепительную, "лавинную" игру, ошеломляющую "громадами металлических звуковых кубов", "фресково-мощных" аккордов. В рахманиновском фортепианном монументализме, в его по-новому мощной и прочной виртуозности, не знающей промахов и неясностей, таилось громадное волеустремление. Ясная идея и твердая, целенаправленная энергия пронизывали все. В этой игре, полной сжатого, жгучего прорыва, звенело напряжение, которого еще не знало музыкальное мышление 19 века. Напряженность голоса пианиста, доходящая до трагического пафоса, гнева и скорби, и рядом с этим - пламенные порывы к радости, весеннее "половодье" чувств - все это в игре Рахманинова словно просвечивало сквозь строгое, спокойно-властное, дисциплинирующее созерцание художника-мыслителя, подчиняющего порыв организующему интеллекту.

И вот, наконец, черта, которая во многом определила законодательное положение Рахманинова на фортепианном небосклоне 20 столетия. Ритм! Стальная ритмика - действенная доминанта рахманиновского исполнительского таланта. Бесспорно, эту особенность пианисту диктовало его "дирижерское" ощущение музыки. Не случайно, вспоминая Рахманинова за дирижерским пультом, известный советский дирижер Арий Пазовский писал о "гениальном рахманиновском ритме", о чем также говорил и Федор Шаляпин, сравнивая в пользу Рахманинова ритмическое мастерство крупных западных дирижеров. Не это ли остроритмическое дирижерское начало, заложенное в музыкальной натуре Рахманинова, определило особый "выкованный" стиль его пианизма?

В рахманиновском культе ритма было одно из гениальнейших предвосхищений ритмически обостренного стиля музыки 20 века. Ритмическая культура великого пианиста, запечатлевшаяся и в его сочинениях, и в его интерпретациях, оказала и оказывает (с помощью звукозаписей) влияние на пианистический стиль многих современных школ. Не случайно, Г. Нейгауз любил говорить: "Библия музыканта начинается словами: вначале был ритм".

В сущности, под обаянием могучей творческой личности Рахманинова до сих пор живет Европа и Америка, хотя на музыкально-исполнительском горизонте давно горят новые звезды первой величины.

Многие из приезжающих в Россию молодых музыкантов, участников Международного конкурса имени П. И. Чайковского, рассказывают, что по записям Рахманинова до сих пор учатся целые поколения студентов консерваторий разных стран. В США, где Рахманинов провел последние 25 лет жизни и скончался в 1943 году, живые воспоминания о пианисте и традициях его концертной игры особенно ощутимы. В этом мы убеждаемся, когда приезжающие к нам молодые американские пианисты с особенной любовью, проникновением и пониманием стиля играют произведения Рахманинова. О самом талантливом из американских пианистов - Ване Клиберне - Г. Нейгауз писал: "Он - самый настоящий яркий последователь Рахманинова, испытавший с детских лет все очарование и поистине демоническое влияние игры великого русского пианиста".

"Нет ничего удивительного победе Вана Клиберна (на Первом Международном конкурсе имени П. И. Чайковского в 1958 году - Т. Г.), - сказала Розина Левина его педагог, - ведь он воспитанник русской школы".

Когда Ван Клиберн впервые выступал в Москве (на конкурсе и в многочисленных концертах после конкурса), особенно поражены были те, кому довелось когда-либо слышать "живого" Рахманинова. Современник и друг великого музыканта, Александр Борисович Гольденвейзер, принимавший деятельное участие в конкурсе и буквально благословивший артистическое рождение Вана Клиберна, говорил: "Закрыв глаза, я слышал молодого Рахманинова, вновь пережив волнующие впечатления давно минувших дней".

Подчеркивая рахманиновские истоки пианизма Клиберна, некоторые из советских музыкальных критиков между тем справедливо отмечали, что суровый пианизм "позднего", " трагического" Рахманинова у Клиберна как бы смягчился, приобрел более светлые лирические тона. К тому же в Клиберне пленяла редчайшая душевная открытость исполнения - черта, присущая исключительно этому пианисту. Тем не менее, лучшее в искусстве Клиберна было связано с рахманиновской традицией. Что же именно? И громадные "клиберновские" разливы лирики, и взрывы стихийной виртуозности, и стальное ложе мужественных ритмов, а главное - непрерывный мелодизм интонирования, дающий право сказать: Клиберн - поющий пианист. Но не только поющий. Стремление к правде выражения, и доходчивости, к общительности, к демократичности пробуждают в пианисте стремление к "речевой" выразительности, декламационности стиля, а отсюда и к крайне сдержанным, даже замедленным темпам исполнения (связанным также с рахманиновской традицией).

С годами пианизм Клиберна становится импозантнее, жестче, насыщается порой прямо-таки громоподобной ударностью; "голос" пианиста звучит трагичней, неистовей, порой со щемящей грустью; фортепианное туше вдруг теряет тембровое обаяние и красоту - то там, то здесь проступает холод и "твердь" костяной поверхности клавиш, и кажется порой, что романтический пианизм вот-вот капитулирует перед пианизмом "механическим", "спортивным", ударно-виртуозного типа, как это наблюдается довольно часто в наши дни.

И все-таки в Клиберне всегда пробьется к свету его большой человеческий талант, его любовь к людям, к природе, к прекрасному в жизни и в искусстве! Мы чутко слышим: в "новом" Клиберне постоянно усиливается ораторское начало - новая ступень его ранней "повествовательности", столь близкой русской романтической школе. Клиберн был и остается удивительным музыкальным рассказчиком-импровизатором: он не играет, а как бы "произносит" музыку, скандирует каждую фразу, каждый звук. Все крупно, все значительно, все предельно ясно в его прочтении произведений. Все жизненно и монументально в его искусстве. И, как и прежде, в нем нет ничего мелкого, надрывного, легковесного – того, что идет от внешней, развлекательной стороны искусства. Клиберн остается на высоте ощущения "рыцарского" служения музыке, ее великой правде и красоте.

Советская фортепианная школа отдала дань "сыновней" любви своему великому соотечественнику-музыканту, реформатору фортепианного стиля 20 века. Почти невозможно назвать имени крупного советского пианиста, который бы так или иначе не внес своей лепты интерпретатора в творческое наследие Рахманинова. Начиная от К. Игумнова - первого, после автора, исполнителя в России Второго концерта, Второй сонаты, а также - Четвертого концерта, Рапсодии на тему Паганини Рахманинова, кончая самыми молодыми современными советскими пианистами (например, Андреем Гавриловым, исполняющим Третий концерт Рахманинова с поистине "клиберновской" романтической мощью и виртуозным размахом).

Произведения Рахманинова были предметом постоянного и педагогического внимания Александра Борисовича Гольденвейзера. Активность этого внимания не убывала до последних дней жизни и деятельности старейшего профессора Московской консерватории (он был профессором в течение 55 лет, с 1906 года) и отдал педагогической работе 70 лет жизни. Невольно вспоминается один из музыкальных вечеров весной 1953 года в Малом зале консерватории, когда кафедра Гольденвейзера отмечала 10-летие со дня смерти Рахманинова. Все пять концертов для фортепиано с оркестром Рахманинова исполняли студенты класса Гольденвейзера, а на втором рояле аккомпанировал - все пять концертов подряд - сам Александр Борисович. И это в 78 лет!..

Один из лучших учеников Гольденвейзера Дмитрий Башкиров в годы своего артистического восхождения захватывающе играл Рахманинова, находя в богатой романтической стихии этого фортепианного исполина юношеский идеал поэзии, виртуозности, артистического пафоса. В 1955 году он исполнил Второй концерт Рахманинова в Париже, и сама великая "патронесса" Маргарита Лонг целовала его, вручая большой приз своего имени...

Известны выдающиеся трактовки фортепианных концертов Рахманинова учениками и "учениками учеников" школ Игумнова и Нейгауза - Святославом Рихтером (Второй концерт), Яковом Заком (Четвертый концерт и "Вариации на тему Паганини"), "игумновцами" Яковом Флиером, Марией Гринберг и Львом Обориным (Третий концерт).

Весенний мир "музыкальных пейзажей", воплощенный в поэтических страницах рахманиновских прелюдий и этюдов-картин, был чрезвычайно близок артистическому складу Льва Оборина, который играл всю эту элегическую лирику русского классика замечательно хорошо. Из современных молодых исполнителей сочинений Рахманинова (в частности, его прелюдий), нельзя не назвать талантливого Владимира Виардо (ученика Л. Наумова, "правнука" Г. Нейгауза) - музыканта тонкого эмоционального языка, широких стилевых возможностей.

Черты рахманиновской "пафосной" монументальности романтической образности, столь близкие Якову Флиеру, артисту огневого темперамента и яркой ораторской интонации, привлекают и многих из его талантливых учеников. Среди них - Татьяна Рюмина (запомнилась ее замечательная интерпретация "Вариаций на тему Корелли"), Виктор Ересько, получивший известность как исполнитель всего фортепианного наследия Сергея Рахманинова. Ученик Льва Власенко (а в последствии Льва Наумова), то есть "праправнук" Игумнова и Нейгауза, Ересько еще в годы своих первых артистических успехов (в частности, на III Международном конкурсе имени П. И.Чайковского) обратил на себя внимание рахманиновскими интерпретациями. Интеллектуал, пианист острого графического почерка, взрывчатого (часто претенциозно-эффектного) темперамента, Ересько в музыке Рахманинова находит "родной" мир для воплощения своей оригинальной, несколько причудливой и рафинированной музыкальной образности. Молодые пианисты - Михаил Плетнев и Борис Петров (школа Якова Флиера и Льва Власенко) - победители IV Международного конкурса имени П. И. Чайковского - блеснули самобытной образностью мышления, владением всех "оркестральных", красочно-виртуозных средств фортепиано в прочтении этюдов-картин Рахманинова.

В одном из послеконкурсных интервью на вопрос: "Кто ваши кумиры исполнительского искусства?" Плетнев ответил: "Рахманинов. Первый исполнитель всех времен, как я считаю. В нем уникально все: владение звучанием инструмента, огромный ритмический потенциал - фантастическое мастерство! Даже в музыке не "своего" композитора он, как интерпретатор, всегда умел найти "свое", гениальное".

Т. Н. Грум-Гржимайло

 

Последние публикации


  • Жан Кокто

    Поэт, драматург, киносценарист, либреттист, режиссер, скульптор... Трудно назвать такую творческую профессию, в которой не пробовал свои силы Жан Кокто, выдающийся деятель французского искусства.
    Подробнее
  • Сезанн от XIX к XX

    О Сезанне писали много. Современники ругали, издевались, возмущались. После смерти художника оценки стали более снисходительными, а затем и восторженными.   О жизни мастера сообщалось всегда мало. И действительно, жизнь Поля Сезанна не была богата событиями. Родился он в семье с достатком. Отец и слышать не захотел о занятиях сына живописью. Поль был послушен, сначала изучал юриспруденцию, затем сел за конторку банка и начал считать. Но творчество буквально обуревало Поля.   Он и страницы гроссбуха заполнял рисунками и стихами. Там записано, например, такое его двустишие:
    Подробнее
  • Жан Франсуа Милле век XIX

    Бескрайнее вспаханное поле. Утро. Перед нами вырастает молодой великан. Он неспешно шагает, широко разбрасывая золотые зерна пшеницы. Безмятежно дышит земля, влажная от росы. Это мир Жана Франсуа Милле...
    Подробнее

Популярное


  • Развитие стиля модерн в русской архитектуре конца 19 - начала 20 века.

    Стиль "модерн" возник в европейской архитектуре в последнем десятилетии 19 века как протест против использования в искусстве приемов и форм стилей прошлого.
    Подробнее
  • Великий немой.

    Так называли кино, когда не было еще изобретена аппаратура для озвучивания фильмов. Ленты выпускались тогда в прокат беззвучными, без привычной нам звуковой дорожки, что змеится рядом с кадрами. Но на самом деле беззвучным кино никогда не было.
    Подробнее
  • Музыка и поэзия. Немного истории

    Поэзия и музыка словно родились под знаком Близнецов. И хотя совершенно очевидно, что «рождение» этих искусств было вовсе не одновременным, оба означены постоянным тяготением друг к другу. Тайны тут нет: оба этих рода искусства взросли из одного зерна, вышли из одного лона — народного музыкальнопоэтического искусства.
    Подробнее
| Карта сайта |