|
Кроме великолепного голоса, безупречного вокального мастерства Федор Иванович Шаляпин, как никто из оперных артистов, обладал умением перевоплощаться в образ того лица, которого он изображал на сцене. Его роли были идеальными в музыкальном и драматическом отношении, а также отличались редкой пластичностью. Станиславский с восхищением говорил, что Шаляпин являл собой изумительный пример того, как можно слить в себе три искусства на сцене.
Артист показал, что противоречия между безукоризненным пением и актерской игрой не существует. И в опере можно создавать образы живых людей, а не выглядеть безликим манекеном.
Когда молодой Шаляпин был принят в труппу Мариинского театра в Петербурге, он уже тогда понимал, что не все благополучно на образцовой сцене.
"Лакированное убожество" спектаклей его не удовлетворяло. На сцене было пышно, богато, певцы обладали прекрасными голосами и эффектно жестикулировали. Но все это было, по словам Шаляпина, как-то мертво или игрушечно-приторно.
"В основу моей работы над собою, - говорил артист, - я положил борьбу с пустым блеском, заменяющим внутреннюю ясность, с надуманной сложностью, убивающей прекрасную простоту, с ходульной эффектностью, уродующей величие... Единственно правильным путем к красоте я признал для себя - правду". Шаляпин был удивительно правдив на сцене.
Но правда эта не была житейским правдоподобием - это была правда художественная, правда музыкального театра.
Однажды, выступая в партии Сусанина в опере Глинки, Шаляпин почувствовал, как в сцене прощания с дочерью у него из глаз потекли настоящие слезы. "В первую минуту, - вспоминал артист, - я не обратил на это внимания, думал, что вместо приятного тембра голоса из горла начинает выходить какой-то жалобный клекот... Я испугался и сразу сообразил, что плачу я, растроганный Шаляпин, слишком интенсивно почувствовав горе Сусанина, то есть слезами лишними, ненужными, - и я мгновенно сдержал себя, охладил... Ты уж лучше пой и играй правильно..."
После Шаляпина странно встречать в опере певцов, думающих только о вокале. Великий артист как бы раскрыл глаза на исполнение оперных партий. Даже итальянские певцы, которые прежде заботились только о звуке, поняли - в опере мало быть безупречным вокалистом, надо еще жить в образе.
"Я разделяю широко бытующую сегодня точку зрения в музыкальном театре, - говорила выдающаяся итальянская певица Мария Каллас, - сплав драматического дарования с вокальным".
Однако Шаляпину нередко приходилось участвовать в спектаклях, где все, кроме него, играли как бог на душу положит. Партнеры не могли помочь ему, а режиссеры часто не умели объединить все части спектакля в стройный гармоничный спектакль.
Л. Тарасов.
|