Становление графика

Работы Людмилы Загорной отличаются редкой для графика определенностью идейно-творческой позиции. Круг ее тем делает очевидным интерес автора к иллюстрированию литературы «монологического» плана, с ярко выраженной публицистической окраской.

Так Загорная иллюстрировала поэму М. Цветаевой «Крысолов»; разоблачение духовной скудости воинствующего мещанства – идейный ключ рисунков. Боль за маленького человека, растоптанного чиновничье-бюрократическим Петербургом, пронизывает иллюстрации к «Запискам сумасшедшего» Н. Гоголя; бунт против чудовищного самодурства и отупления отличает серию литографий к «Истории одного города» М. Салтыкова-Щедрина. Художница стремится по-новому раскрыть смысл образов, ставших уже классическими.

В иллюстрациях к М. Салтыкову-Щедрину метафоричность мышления Загорной раскрывается с полной силой. Ум и рука графика беспощадны, когда она создает портреты глупцов. Она прежде всего воплощает горечь, боль и саркастический смех писателя. В избранных ею средствах выразительности все подчинено этому: и гротескно-огрубленная, «антиэстетическая» форма изображения персонажей, и соотношение масс в листе, и квадратный формат книги, как бы «втискивающий» читателя в мир «виртуозной прямолинейности».

Что полнее, чем техника литографии, передает сумеречный мир Глупова, мир без положительных героев? Крупное зерно литографского камня, общий серый тон, равномерно заволакивающий заключенные в квадрат пятна иллюстраций, позволили Загорной выдержать серию в каком-то «суконном стиле», пробуждающем ощущение трагической безысходности – подлинную атмосферу произведения.

Звероподобные и одновременно комичны градоначальники. Их тяжелые полуфигуры, кажется, раздвигают стандартные рамы, в которых они изображены. Заметим, что мотив рамы, так ярко подчеркивающий насильственную замкнутость изображенного мира и столь уместно введенный в разворот с портретами градоначальников, в последующих листах серии, к сожалению, не получил своего развития и полноценного смыслового звучания.

На развернутом фронтисписе по семи холмам разбежались кое-как выстроенные избы города Глупова. Его безалаберному облику противостоит разворот с панорамой города Непреклонска – бредовой утопией ретивого градоначальника. В центре города тюрьма. Над монотонными рядами казарм реет фигура Угрюм-Бурчеева, около него… шпион. Этой иллюстрацией завершается созданный художницей гротескный и трагический образ самодержавно-бюрократической России…

Загорной чуждо произвольное отношение к тексту, но, вместе с тем, ей не свойствен и буквализм. Воля писателя не порабощает мысль и руку художницы. Живое ощущение личности сатирика, духовный диалог с ним питают фантазию художницы, стимулируя ее собственные образно-пластические приемы в переводе литературы на язык графики.

Эта способность к самостоятельности творческого мышления проявилась уже тогда, когда Загорная создавала рисунки к «Запискам сумасшедшего». В зыбкую ирреальную атмосферу произведения она вводит нас уже на обложке, сплетая фигуру титулярного советника из шрифтовых арабесок, много раз повторяющих название повести. И вот перед читателем первая страница из дневника героя: «Третьего, третьего октября… Случилось…» Пляшут строки текста, набранные четырьмя гарнитурами. Их разновысокие ряды усиливают ощущение зарождающейся фантасмагории. Техника исполнения – рисунок пером – и здесь выбрана в соответствии со стилем произведения. Острые и хаотично набросанные серые росчерки, колючие и дисгармоничные, ранят глаз, не дают ему отдохнуть, найти опору в чем-то определенном.

О. Петрова