|
 Гравюры XVIII века с изображением знаменитых французских танцовщиц Мари Камарго и Мари Салле принадлежат собранию, подаренному советскому народу Э. Курнанд. Московские любители танца познакомились с ними, когда посещали выставки Центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина — «Москва — Стокгольм, два века театральных связей» и «Новые поступления».
Выполненные, с известных живописных полотен Никола Ланкре, произведения относятся к высшим достижениям французского искусства эпохи рококо, стиль которого достиг вершин своего развития к середине XVIII столетия. Советский искусствовед А. Чегодаев отмечал, что «это искусство, проникнутое подлинной и прекрасной человечностью, и в силу реализма, лежащего в его основе, отличающееся высоким национальным своеобразием, получило в своих лучших творениях не только настоящую идейную силу, но и ясную простоту и совершенство художественной формы.
Очень разнообразное и сложное, оно достигло своих наиболее высоких успехов в реалистическом раскрытии образа человека, в частности, в искусстве портрета».
Французские театральные портреты выдерживают сравнение с шедеврами Антуана Ватто, Жана Батиста Шардена, Оноре Фрагонара. На развитие этого вида искусства живописи повлиял возникший тогда в стране огромный интерес к театру и особенно к балету. Именно с того времени театральный портрет вошел в творчество французских художников органично и навсегда.
 Любимый ученик Антуана Ватто Никола Ланкре, как и его учитель, был увлечен миром сцены и кулис. Созданные им портреты Камарго и Салле — лучшие в его наследии — тотчас стали особенно популярными среди театралов в связи с тем, что соперничество балерин весьма занимало в те годы их современников. Не потому ли почти сразу за появлением портретов Никола Лармессен и Лоран Карс, прославившиеся как непревзойденные мастера книжной иллюстрации, создают гравюры с них?
Очарование и несомненная художественная ценность этих листов заключается в том, что они удивительно стильно и тонко «вторили» подлинникам Ланкре, передавая ощущение колорита полотен художника, и почти документально зафиксировали особенности исполнительского искусства танцовщиц.
Граверы не скрывают своего восхищения балеринами: Карс — грацией и изяществом Камарго, символизировавшей сам дух Парижа и его театров, Лармессен — гармонией и драматической насыщенностью образов, творимых Салле. В их произведениях подкупает и сам визуальный эффект резцовой гравюры: благодаря использованному художниками классическому приему гравирования по металлу усиливается ощущение мизансцены, кажется, будто смотришь на подмостки из зрительного зала...
Именно мастерство гравировки и компоновки листа усиливает момент сопричастности, столь высоко ценимый в изобразительном искусстве и в театральной гравюре особенно. И если картины Ланкре воспринимаются как остановленные мгновения балетного спектакля, то и гравюры в своей технике искусно передают это же впечатление. Естественно, авторы работали каждый в своей манере. Так, Лармессен, скрупулезно и точно следуя оригиналу Ланкре, строго и педантично прорабатывает светотени в портрете Салле. Карс, напротив, приближается к свободной, колористически зыбкой и трепетной моделировке портрета Камарго.
Великий Жан Жорж Новерр в своем знаменитом труде «Письма о танце и балетах» вспоминал: «Я видел танцующую Камарго... Ее танец был живым, радостным, блестящим и легким. ... без мелких ударов об опорную ногу... она исполняла с непревзойденной легкостью. Она танцевала лишь на веселые, живые мотивы». И анонимный автор в обязательной под гравюрой надписи как бы развивает эту мысль:
«Верная законам ритма.
Я творю по воле искусства самые трудные па.
Оригинальная в танцах,
могу оспорить Балона и Блонди».
Мари Камарго много сделала для совершенствования техники женского танца, отсюда и произведенные ею изменения в платье балерины, которое стало короче и облегченнее.
Мари Салле стремилась к внутренней содержательности танца, к актерской выразительности своего искусства. Ее искания в известной степени подготовили реформу Новерра, который сказал о ней так: «В ее лице не было никакой аффектации, оно было благородно, одухотворенно и выразительно. Ее танец, полный страсти, представлял собою тонкий и легкий рисунок...» Ею восхищался сам Вольтер.
Никола Лармессен окружает Салле группой детей, музицирующих на кларнетах и флейте, и хороводом девушек, а в правой кулисе помещает под сводами беседки скульптуру отдыхающей богини охоты Дианы. И фигура Салле на этом фоне выглядит как бы поданной крупным планом, давая зрителю возможность насладиться изысканной и чарующей грацией артистки. Подпись подтверждает намерения гравера:
«Владею искусством, подчиненном гармонии.
Изображаю страсти, выражаю радость,
Соединяю блестящие па одержимого дара
С грацией, точностью, легкостью».
Обогатившие собрания музея имени А. А. Бахрушина две старинные французские гравюры — еще одно свидетельство того, сколь велико было влияние искусства Камарго и Салле на формирование новых художественных идей в хореографическом театре, с каким живым интересом относились к их творческим открытиям современники. |
