Тобольская миниатюрная скульптура из мамонтовой кости.

Тобольская миниатюрная скульптура из мамонтовой кости - один из тех народных промыслов, которые сложились во второй половине 19 века при сильном воздействии станкового искусства.

В Тобольске, родине русской скульптурной миниатюры из кости, уже в первые послереволюционные годы наблюдается большой интерес местного населения к развитию народного искусства. В самом начале 20-х годов силами общественности принимаются меры к восстановлению художественных промыслов Тобольска, хотя вследствие хозяйственной разрухи большая часть начинаний в этой области не была осуществлена. К этому времени косторезный промысел в Тобольске почти перестал существовать. Работало - и то нерегулярно - всего несколько мастеров: П. Терентьев, В. Денисов, Т. Песков. Они вырезали трубки, мундштуки, броши из мамонтовой кости. В небольшом количестве делали скульптуру, в том числе и анималистическую. Выполняли также предметы со скульптурным изображением оленя, лося, собаки, упряжки оленей и т. д.

На фоне ремесленных изделий, представляющих собой огрубленные старые образцы, выделяется несколько скульптур 20-х годов, не только сохранивших художественные качества, но и говорящих о новых процессах в творчестве тобольских миниатюристов. Композиция неизвестного мастера "Остяк с рыбой, ребенком и собакой" говорит о высоком мастерстве обработки кости, о большом чувстве композиции.Сюжет здесь традиционен, так же как и трактовка формы. Веяние нового ощущается лишь в характеристике остяка, держащего лоток с рыбой. Привлекает ее теплота, душевное отношение художника к изображаемому.

В другой работе 20-х годов - в скульптуре "Лось" П. Терентьева - ощущение нового выражается в радостном, оптимистическом мировосприятии. Кажется, что в образе сильного, красивого, гордого зверя художник стремился по-своему выразить веру в будущее, утвердить свое понимание красоты. Любопытно, что Терентьев в то же время работал над новым вариантом своей давней композиции "Один с сошкой, семеро с ложкой". Однако он бросил работу неоконченной. Видимо, образы истощенного, замученного непосильным трудом мужика, пашущего землю на еле передвигающейся кляче, и веренице эксплуататоров, вооруженных ложками, после свершившейся революции потеряли для него живой интерес. В творчество мастера пришли новые темы.

В начале 20-х годов мастер работает над скульптурой, изображающей В. И. Ленина на трибуне. Скульптура помещена на постаменте и поэтому напоминает доведенную до миниатюры модель монумента. В то же время мастер стремится к жанровой трактовке, старается придать изображению живость, выразить порывистое движение вытянутой вперед руки, даже изображает приоткрытый рот. Вероятно, это было одним из первых скульптурных изображений Ленина в народном творчестве. При всей профессиональной слабости исполнения эта работа подкупает искренностью, стремлением выразить мысли и чувства, рожденные революцией.

В начале 30-х годов картина развития тобольской миниатюры становится сложнее и противоречивее. В ряде случаев вносятся какие-то частные изменения в традиционные сюжеты и композиции, не нарушающие прежних, твердо сложившихся в своих пластических характеристиках образов. Чаще же новое понимается чисто сюжетно, как рассказ о характерных явлениях жизни Советской Сибири. Так создаются сложные многофигурные композиции: "Электрификация тундры", "Книгоноша", "Обсуждение конституции" и др. Это скульптурки высотой всего в 5 - 8 см. Здесь изображены люди, олени, собаки, чумы, нарты, лодки, домашняя утварь, они располагаются произвольно на большой тяжелой доске-подставке, подчиняясь только сюжетной логике. Иногда видны попытки показать людей в действии, придать ранее статичным фигуркам движение, выразить их взаимосвязь. Это свидетельствует об отходе от прежнего языка пластики, хотя новая система еще далеко не сложилась. Статичные скульптурные композиции, выполненные по принципу дореволюционных "остяцких хозяйств", но значительно усложненные и безмерно увеличенные в размере (в некоторых подставка достигала 1 м длины), далеко уходят в сторону от задач декоративной пластики, не становясь в то же время станковой скульптурой. Такие композиции макетного характера невозможно представить в быту - для них единственным "местом жительства" оказывалась музейная или выставочная витрина. По размеру почти приблизившись к станковой скульптуре, по своей трактовке они оставались скульптурными миниатюрами, которые надо брать в руки и детально рассматривать вблизи, а это неосуществимо при таких размерах. Форма отдельных фигурок была традиционно-декоративной, условной, а ситуация, сюжетный замысел предполагал иную изобразительную трактовку.

В какой-то мере такой уклон в сторону станковой пластики может быть объяснен. Ведь тобольская скульптурная миниатюра складывалась с середины прошлого века при участии демократически настроенных местных художников и политических ссыльных. В ней своеобразно переплетались архаические черты декоративной пластики народностей Севера и веяния русского искусства, с его пафосом обличения и духом критического реализма передвижников.

Наряду со сложными "хозяйствами" в творчестве тобольчан 30-х годов имелось и другое направление, представленное миниатюрами, традиционными по сюжету и композиции ("Оленья упряжка", "Остяк на лыжах" и т. п.). Фигурки располагались на красиво изогнутом клыке или на пластине мамонтовой кости, часть "корочки" которой оставлялась необработанной; их удобно взять в руки и рассматривать. Миниатюрная трактовка одежды, волос, черт лица делали это занятие приятным и занимательным. В то же время мастера сохраняли обобщенность основных пластических объемов, подчеркивая их цельность ажурно разработанными формами оленьих рогов, деталей упряжки, лука и стрел в руках охотников. Великолепное чувство материала сочетается здесь с самой тонкой и подробной проработкой меха, шерсти и деталей. Кость под искусной полировкой приобретала красоту драгоценного камня или превращалась в затейливый ажурный орнамент. Но самое интересное здесь - изменение трактовки образа в рамках традиционной композиции. Например, в миниатюре "Остяк на лыжах" - житель Севера, ранее неизменно изображавшийся истощенным, замученным, в работах начала 30-х годов предстает как сильный, крепкий, удачливый охотник, упруго и уверенно идущий по следам зверя. В этом изменении "тональности" образа чувствуется новое отношение к миру, понимание больших сдвигов в жизни народов.

Во второй половине 30-х годов, хотя и продолжают создаваться традиционные изображения животных, а также "остяцкие хозяйства" и шахматные фигурки, основной интерес тобольских костерезов перемещается в сторону изображения человека. Если в предшествующий период новое мироощущение тобольского мастера в значительной степени находило выражение в рамках традиционного изображения животного мира Севера, искони ему близкого и дорогого, то сейчас замечается стремление выразить черты новой жизни в образе человека.

Творческая работа идет как в области однофигурных композиций (таких, как "Остяк на лыжах", "Остяк с собакой"), так и многофигурных групп. Новая трактовка образа достигается большей динамичностью фигуры, преувеличением мускулатуры, утяжелением пропорций тела. Образы приобретают известную устойчивость и законченность, процесс поисков замедляется. И лишь в отдельных случаях одаренным мастерам удается идти дальше. В этом отношении чрезвычайно интересна миниатюра В. Лопатина Остяк-охотник" (1936). Художник поставил задачу более сложную, чем передача движения, - он изобразил остяка во время охоты, на лыжах, с луком и стрелой в руках, в сопровождении спутника - собаки, но не в момент погони за зверем, а спокойно стоящим. Одежда остяка богато вышита и окаймлена мехом, кинжал положен в узорчатые ножны. Охотник остановился, опустив лук и стрелу, и слушает. Лицо его сосредоточенно и внимательно, даже задумчиво. Эти оттенки настроения, несвойственные прежде тобольской скульптуре, выражены не только в лице, но и во всей фигуре охотника, в спокойном пластическом строе форм, ясности линий, в той эмоциональной атмосфере, которая окружает эту скульптуру.

Самое ценное в творчестве тобольских мастеров - это то, что связывает их с законами декоративного искусства, с непосредственным переживанием действительности.

И. А. Крюкова. 1984 г.