Фабричные ткани. Часть третья.

«Восточные» и «крестьянские» хлопчато­бумажные ткани — наиболее старая и традици­онная часть русского текстильного ассортимен­та, сохраняющая значительную долю нацио­нальной самобытности, — развивали достиже­ния русского текстильного производства первой половины XIX века.

Большой удельный вес этих тканей в общем объеме производства, массовость их выпуска свидетельствовали не об угасании, как это полагали раньше, а о твор­ческом развитии русских традиций украше­ния тканей XIX века. При этом новой чертой являлась значительная демократизация произ­водства, выражавшаяся в резком расшире­нии круга тканей для самых различных поку­пателей, с учетом вкусов и потребностей огромных масс населения. Вместе с тем наря­ду с сохранением лучших традиции прошлого в текстильном производстве намечаются новые тенденции, не вытекающие непосредственно из его предшествующего развития.

 Условно называемые «городскими», эти но­вые тенденции в искусстве украшения материй сконцентрировали в себе многие противоречия, вызванные изменяющимися эстетическими представлениями эпохи. С наибольшей отчет­ливостью и остротой они проявились в большой группе тканей, выпускаемых для внутреннего сбыта в городах, пригородах и фабрично-завод­ских поселках.

Получившая наименование «городского ассортимента», эта группа материй была очень неоднородна. Наиболее дешевая и, пожалуй, наиболее «современная» ее часть была предназначена для удовлетворения пот­ребностей быстро растущего населения промы­шленных центров. Пополнявшие их вчераш­ние крестьяне, включившись в круг городских интересов, фактически порывали с деревней и жадно стремились к новому, еще не опреде­лившемуся в своих устоях, но отличному от прежнего «городскому быту». Среди этой час­ти потребителей «крестьянские» ткани спросом не пользовались, так как не соответствовали их новым эстетическим идеалам, казались некра­сивыми и немодными. Новоявленные горожане боялись выглядеть в них «серой деревенщи­ной», каковой себя уже не считали.

В этих условиях открывались широкие воз­можности для распространения дешевых и часто безвкусных материй, в больших количе­ствах выпускаемых фабриками. При устойчи­вом сбыте, массовости и дешевизне тканей их художественной отделке не уделялось серьез­ного внимания. Дешевая «городская» продук­ция по яркости расцветок, броскости рисунка в большой своей части была в какой-то степе­ни родственна «крестьянским» декоративным ситцам. Их связывала общая для большой группы художественных явлений начала XX века тенденция к повышенной колористичес- ской яркости, резкости и напряженности то­нальных отношений, тяготение к натурали­стической разработке узоров.

Но, несмотря на внешнее сходство, «город­ские» ткани существенно отличались от «кре­стьянских».

В них заметен более свободный выбор декоративных элементов и приемов ук­рашения. Ежегодно выписываемые в огром­ных количествах из Западной Европы або­нементы и кроки во многих случаях станови­лись проводниками шедших с Запада новых веяний. Здесь часто можно было встретить тка­ни с непривычным, откровенно стилизованным рисунком, с условным колоритом, чуждым дере­венскому покупателю, но зато пользовавшиеся большим спросом в городе за свой экзотический или просто модный «декадентский» внешний вид.

Именно эти дешевые «городские» ткани ча­ще всего отличались дисгармоничными крикли­выми расцветками, получавшимися в результа­те злоупотребления «модернистскими» тональ­ностями или ввиду малой изученности новых анилиновых красителей, дававших при неуме­лом применении неприятные разбеленные или пестро ядовитые тона.

Использование стилизованных, часто непо­нятных русским мастерам рисунков, механи­чески скопированных с иностранных образцов без учета конкретных особенностей тканей, для которых они были предназначены, усугубляли отрицательный эффект. Эта дешевая низкосорт­ная продукция, предназначенная для город­ских низов, оказывалась одним из источников распространения дурного вкуса.

В составе «городских» были и более доро­гие, тщательно отделанные ткани: батисты, муслины, маркизеты, вуали, эпонжи, пике, окрашенные в модные светлые тона с легким ажурным узором. Такие ткани с цветочным или растительным орнаментом, выпускавшие­ся обычно по модным, привезенным из Парижа образцам, также назывались на фабриках «мильфлерами». На них обычно изображались мелкие цветочки — розочки, маргаритки, коло­кольчики, как бы небрежно разбросанные по светлому полю, в некоторых образцах допол­нительно усыпанному еле заметной черной точ­кой. Иногда цветы были собраны в букетики или гирлянды, изящно перевитые черными лентами.

Встречались узоры и в виде перышек, завитков, спиралей, а также других элементов неопределенной конфигурации и неясных очер­таний, рассыпанных по фону в вихреобразной или круговой динамической композиции. Тонко . прорисованные, нежных расплывчатых расцве­ток, как бы растворяющихся одна в другой, они производили впечатление необычайной воздуш­ности.

Характерная особенность легких сортов тка­ней этого периода — своеобразное сочетание на­бивного рисунка с ткацким, называемое в про­стейших однотонных вариантах «узорной выра­боткой». Клетки, полоски, реже — простые узо­ры, выполненные ткацким способом, сливаясь с набивным рисунком, давали повышенную игру фактуры и цвета, являя сложный декоративный эффект.

Неуловимая неопределенность в манере ис­полнения, в серовато-белой акварельной гамме, в переливающемся неясном колорите, эскиз­ность рисунка, как бы запечатлевающая на тка­ни мгновение в развитии композиции узора, на­водит на мысль о влиянии импрессионизма на искусство украшения тканей.

Ткани с импрессионистическим рисунком были очень модны в Западной Европе в начале XX века и в больших количествах и разнооб­разного ассортимента ввозились в Россию. Оте­чественные ткани, отделанные в импрессиони­стическом духе, относились к описанным выше дорогим сортам.

Более дешевые хлопчатобумажные ткани, создававшиеся преимущественно по западным образцам и выпускавшиеся массовыми тиража­ми на многих фабриках, теряли в большой сте­пени импрессионистические черты, присущие оригиналам, так как в процессе копирования рисунки претерпевали значительную перера­ботку, вызывавшуюся экономическими причинами и эстетическими запросами русских по­требителей.

Выпускаемые отечественными фабриками по иностранным образцам ткани (особенно на Трехгорной мануфактуре) обычно заметно отлича­лись от оригиналов. Попадая в производство, они претерпевали определенную «русифика­цию», в результате которой наши «мильфлеры» мало чем напоминали свои импрессионистиче­ские прототипы.

Нежный акварельный колорит европейских «мильфлеров», достигавшийся большим числом прокаток, обеспечивав тих пе­ретекание одного тона в другой, своеобразную «нематериальность», мимолетность впечатле­ния от узора, заменялся сочным ярким цветом, а снятие ряда прокаток усиливало четкую гра- фичность контуров.

Светлые фоны часто заме­нялись темными. На синем кубовом фоне «рус­ские мильфлеры», именовавшиеся на фабриках просто «пукетамн», пользовались большим спро­сом в деревне как сарафанные ситцы. Вследст­вие описанных причин и условий, существовав­ших на большинстве фабрик, импрессионизм получил довольно ограниченное место в укра­шении русских массовых тканей начала XX века.

Практически гораздо большее влияние и рас­пространение в текстильной промышленности имел развивающийся в этот период в живописи, архитектуре и декоративно-прикладном искус­стве стиль модерн. Особенно сильно его влияние сказалось на «городских» тканях декоративного назначения.

Портьерные, мебельные ткани составляли в «городском» хлопчатобумажном ассортименте очень эффектную по оформлению и фактуре новую группу, впервые освоенную русской тек­стильной промышленностью только в конце XIX века. Фабрика «Т-ва Эмиль Циндель», вве­дя «набивку по основе», первой стала выпускать гардинные и мебельные ткани типа «крепе», или так называемые кретоны. Эти дешевые и наряд­ные ткани очень быстро завоевали большую по­пулярность среди городского населения, став в начале XX века неотъемлемой частью город­ского интерьера средней руки.

Хлопчатобумажные кретоны отделывались под дорогие гобеленовые ткани. Наряду с тради­ционными мотивами винограда, гвоздики, ваз с цветами и другими элементами, перешедшими с шелковых и дорогих мебельных и гардинных тканей ткацкого производства, появляются но­вые, совершенно иного рода. Это маки или ли­лии на длинных, неестественно изогнутых сте­блях с изрезанными, капризно завернутыми листьями, неведомые плоды и растения фан­тастической формы, экзотические раковины, морские чудовища, кораллы, водоросли, искус­ственно вытянутые, надломленные, причудливо друг с другом соединенные.

В эти годы подобное «узорочье» можно встретить не только в тканях, но в декоратив­ной отделке домов, в чугунных балюстрадах балконов и садовых решетках, в мебели и мел­ких деревянных резных изделиях, в росписи фарфора и фаянса, в вышивках и кружевах, в виньетках и заставках книг.

Экзотика орнаментальных мотивов, стремле­ние к изображению фантастических цветов и растений, обведенных жестким контуром, спе­цифическая колористическая гамма, построен­ная на сочетании оливково-желто-коричневых, красно-вишнево-сиреневых или серо-розово-сиреневых тонов, указывали на несомненное влия­ние стиля модерн.

Его воздействие сказывалось и в интерпре­тации в тканых традиционных мотивов с мно­говековой историей. «Виноград» или «репейник» в новой трактовке становились почти неузна­ваемыми. Грозди винограда деформировались, плоды удлинялись, листья делались плоскими, нарочито завернутыми, стебли неестественно вытянутыми и извитыми. Мягкие линии и плавные переходы ткацкого рисунка замени­лись четко вырезанным контуром механической печати. Растительный узор в декоративных тка­нях стал часто сочетаться с геометрическим орнаментом в виде полос или каймы, а иногда и как самостоятельный мотив.

В текстильной промышленности влияние стиля модерн ограничивалось «городским» ас­сортиментом. Ткани с модернистски искажен­ными узорами, неестественных расцветок не находили покупателей в деревне, хотя по цене наиболее дешевые сорта «городских» материй были вполне доступны крестьянству. Спрос на них поддерживался главным образом модой, и по массовости распространения они никак не могли конкурировать с «крестьянскими», само­бытными, отвечавшими более устойчивым вку­сам народа.

 В эти же годы делались попытки создания тканей в псевдорусском стиле, но они не полу­чили сколько-нибудь заметного распростране­ния ни в городе, ни в деревне. На них воспроиз­водились узоры русских вышитых рубашек и полотенец, иногда изображались целые сцены, вроде народных гуляний и кулачных боев. Ко­лорит их строился главным образом на сочета­нии белого фона с красным и голубым рисунком (цвета русского государственного флага) и ис­тинного тонального богатства русской народ­ной вышивки не передавал. Эта продукция пользовалась официальной поддержкой прави­тельства, как и многие другие подобные начи­нания.

Несмотря на красочность, своеобразное богат­ство и оригинальность «городского» ассорти­мента начала XX века, большинство его декора­тивных мотивов оказалось недолговечными и уже в середине второго десятилетия стало реши­тельно заменяться новыми. В середине десятых годов выходят из моды ткани с модернистским рисунком, уступая место новым кубистическим, футуристическим. Зато «крестьянские» ткани оказались необычайно стойкими, а традиции их настолько сильными и долговечными, что многие из них дожили до наших дней и до сих пор украшают современные хлопчатобумажные ткани.

Н. В. Романова

Фабричные ткани. Часть первая.

Фабричные ткани. Часть вторая.