Вера Цигнадзе

В тот вечер на сцене Бакинского театра оперы и балета шла обычная репетиция. Юная танцовщица Вера Цигнадзе, недавняя. выпускница местного хореографического училища, ждала своего выхода, когда ей подали телеграмму: Вахтанг Чабукиани приглашает ее работать в Тбилиси.

Имя знаменитого мастера решило судьбу девушки. И вскоре, в 1946 году, она приехала в грузинскую столицу. Первой ее партией на этой сцене стала партия Китри в балете «Дон Кихот». Пожалуй, для Цигнадзе она стала одним из главных экзаменов ее артистической биографии. Она отдала своей Китри все свои физические и духовные силы, постаралась показать все, на что был способен ее, пусть еще несовершенный, но уже отмеченный печатью индивидуального своеобразия танец.

Дебют принес радость и зрителям, и ей. Требовательные тбилисские театралы радовались появлению в труппе нового интересного дарования, а юной дебютантке их теплый прием помогал обрести уверенность в себе.

Цигнадзе-балерина обладала чудесным качеством превращать будни в праздник. Урок — радость, репетиция — удовольствие, спектакль — счастье. Грузинский темперамент и грузинская жизнерадостность, присущие ей, в сочетании с чарующей женственностью и обаянием, породили новый тип танцовщицы, которого ранее национальная балетная сцена не знала. Индивидуальности не повторяются. Могучий талант Вахтанга Чабукиани — это целая эпоха в хореографическом театре, свое место здесь занимает и благородный стиль танца Лили Гварамадзе. Ярко самобытное искусство Веры Цигнадзе — счастливое достояние, незабываемые страницы советского многонационального балета.

Веру Цигнадзе природа щедро одарила: у балерины — красивая стопа с крутым подъемом, большой шаг, легкий и свободный прыжок. Эти качества плюс огромная работоспособность помогали ей успешно выступать в самом разнообразном репертуаре. Разматывая кажущуюся бесконечной ленту дней ее сценической жизни, можно увидеть здесь Одетту и Одиллию, Жизель и Аврору, Лауренсию и Дездемону, Сильфиду и Никию, Маниже — героиню «Сердца гор» и Добрую фею из «Синатле», лермонтовскую Тамару ( «Демон»)...

Лукава и своенравна ее Китри. Она всерьез сердилась на своего Базиля — Чабукиани: еще бы, как такого не ревновать. Исполнение Чабукиани и Цигнадзе финального па де де балета стало легендарным. Накал чувств был таков, что, казалось, своды зала не выдержат этого эмоционального подъема. Когда смолкала овация, вызванная вариацией Чабукиани, Китри — Цигнадзе, появившись на сцене, звонко чеканила россыпь мелких релеве. Стремительные огненные всплески йене словно готовили стихийный пламень финала...

В хрустальной чистоте музыки Чайковского ее Аврора была подобна утренней заре. Сияя улыбкой юности, она преподносила (именно — преподносила) свой ажурный танец как самый щедрый дар сердца.

Казалось, трудно представить себе более полное совпадение внешнего облика и психологического состояния артистки с музыкальным и хореографическим материалом партии Дездемоны в спектакле «Отелло».

Ее нежность была здесь всеобъемлюща. Балерина наполняла ею все свои движения, окрашивала прыжок, столь легкий, что казалось, она взле-тала вопреки канону, без всякого трамплина, делала ее вращения похожими на тихое кружение первого снегопада. Рядом с такой Дездемоной мужественность и трагизм Отелло — Чабукиани достигал исполинского масштаба.

Иную грань дарования артистки высветила Лауренсия. Своенравная, гордая, жизнелюбивая героиня Цигнадзе, пережив трагические потрясения, пройдя сквозь оскорбления и поругания, вырастала в бунтарку и воительницу, становилась поисти-не вождем народного восстания, его духовным импульсом. Но даже здесь, в абсолютной верности образу, героизм ее был героизмом женщины. Чабукиани как балетмейстер щедр на танцы.

Фантазия и темперамент украшали все эпизоды его спектаклей. Особенно — вариацию Лауренсии в сцене свадьбы героев. Она была насыщена прыжками, вращениями, а в финале, когда казалось уже ни на что не должно хватать сил — артистка выполняла по кругу высокие па де ша. Но в удивительном искусстве балета хрупкость сочетается с силой, нежность — со стойкостью, а легкость и естественность определяются мастерством.

Всеми этими свойствами обладала Цигнадзе-балерина, что и позволяло ей жить на сцене свободно и органично.

Белая песнь «Шопенианы» ей особенно дорога. Вслушиваясь в музыку, обрела в ней гармонию духа ее прекрасная Сильфида.

Элегию танца Одетты сменяла завораживающая, колдовская сила Одиллии. И трудно было отдать предпочтение какой-либо одной из них — обе убеждали, увлекали, восхищали... Горестный «крик» Жизели, казалось, летел в зал, заставляя сжиматься наши сердца: так, наверное, можно «выкрикнуть» лишь раз в жизни от боли в предчувствии конца.

Струилось золото волос по траурному плащу грузинской царевны Иремы, хрупкие руки метались в смертельной скорби. И на каждом представлении балета Горда» мы искренне сопереживали героине Цигнадзе.

Летели годы. Постепенно, одна за другой, покидали балерину ее партии, ее детища... И тем не менее она вновь нашла свою любимую роль, и в новом амплуа педагога так же счастлива, как и в годы сценической молодости. Ее ученицы — артистки грузинского балета. Лучше не спрашивать Веру Варламовну о них за пределами репетиционного зала.

Там, в классе, остается ее строгость, придирчивость, своеобразный «подхлестывающий» юмор. После уроков и занятий она готова без устали рассказывать о них с любовью и верой. И когда ее подопечные оправдывают надежды, для нее вновь наступает большой праздник: словно зрители аплодируют ей, гордости грузинского балета, народной артистке Грузинской ССР Вере Цигнадзе.

Нелли Шургая